Ранние рассказы [1940-1948] - Страница 44

— Вот я и подумал… — снова начал Бэйб.

— Слушайте! А почему вы не на фронте? Эй! Вы успели застать новую наградную систему?

— У него сто семь очков, — сообщила Мэгги. — И целых пять звездочек, но вместо них велят носить одну серебряную. А чтобы сразу пять и на одной ленточке — нельзя. А пять было бы намного красивше. Ведь целых пять. Правда, форму он все равно не носит уже. Я ее спрятала. В коробку.

Бэйб положил ногу на ногу — лодыжкой на колено — высокие мужчины часто так сидят.

— Да, с этим все. Отстрелялся, — сказал он и покосился на стрелку своего носка (носки были одним из самых непривычных атрибутов его новой, уже без высоких армейских ботинок, жизни), затем перевел взгляд на девушку Винсента. Неужели это и вправду она?

— На прошлой неделе отстрелялся, — уточнил он.

— Ну да! Вот здорово!

Хотя бы что-нибудь спросила, хоть что-нибудь… Да зачем ей это? Бэйб ответил ей кивком и решил начать сам:

— Вы зна… Вам сообщили, что Винсент… сообщили, что он погиб?

Тут он снова кивнул и переменил ногу, вернее, лодыжку.

— Его отец позвонил мне, — сказала девушка Винсента, — когда это случилось. Он называл меня «мисс Э-э-э». Он ведь меня с детства знает, но имени моего так и не вспомнил. Ему запало только, что я любила Винсента и что я дочка Хови Бибера. Он думал, мы все еще помолвлены. Так мне показалось. Мы с Винсентом.

Она положила ладонь на затылок Мэгги и стала очень внимательно разглядывать ее руку. Правую, ту, что была к ней ближе. И что она там такого увидела? Обыкновенная девчоночья рука. Голая, черная от загара.

— Я подумал, вы, может, хотите узнать, как все было… вкратце, — сказал Бэйб и раз шесть чихнул. Запихнув в карман платок, он увидел, что девушка Винсента смотрит на него — и молчит. Это и смущало его и раздражало. Может, ей надоело, что он все вокруг да около. Немного подумав, он сказал:

— Я не могу вам врать. Про умиротворенное и счастливое лицо когда… когда он умирал. Простите. Язык не поворачивается. Просто расскажу, как все было. Без красивеньких баек.

— Мне байки и не нужны. Я хочу знать правду, — сказала девушка Винсента. Она убрала с затылка Мэгги руку. И сидела теперь ни на кого не глядя и ничего не трогая.

— Э-э. Умер он утром. Он и четверо рядовых, ну и я, стояли мы у костра. В Гюртгенском лесу. И вдруг миномет… она совсем близко разорвалась — подлетела без всякого свиста или шороха — его накрыло и еще троих. Палатка медиков — полевой госпиталь — метрах в тридцати от нас была. Там Винсент и умер, наверное, через три минуты — после того, как его шарахнуло. — Тут Бэйбу пришлось прерваться и снова извлечь платок. Отчихавшись, он продолжил: — Я думаю, у него столько ран было, ни одного живого места, что вряд ли он был в полном сознании. И вряд ли чувствовал боль. Я действительно так думаю, честное слово. Глаза у него были открыты. По-моему, он узнал меня и слышал, что я ему говорил, но отвечать не отвечал. Последние его слова я слышал до взрыва — что-то там про дрова, которые сами не прибегут к этому хренову костру и про то, что молодежь должна уважать бывалых вояк, нас с ним то есть. Сами знаете, за словом он в карман не лез. — Больше Бэйб ничего не стал говорить, потому что девушка Винсента плакала, и он не знал, как ему быть.

И тут вдруг подала голос Мэгги:

— Смешной такой был. Он приезжал к нам. Ох и весело же было!

Девушка Винсента все плакала, прикрыв лицо ладонью, но она слышала то, что сказала Мэгги. Бэйб уставился на свой низко обрезанный гражданский полуботинок и ждал, когда все пройдет, то есть не пройдет, а хоть как-то образуется, пусть хотя бы девушка Винсента — она у него действительно потрясающая! — перестанет плакать.

Когда она успокоилась — а успокоилась она как-то слишком быстро — он снова продолжил:

— Вы теперь замужем, я не должен был приходить и так вот мучить вас. Просто я подумал… судя по тому, что Винсент мне рассказывал, вы здорово его любили… подумал, что вам интересно будет все узнать… Вы меня простите. Кто я, собственно такой. Посторонний тип, ну и катился бы со своей сенной лихорадкой в какую-нибудь забегаловку, а потом сразу на утренник. Так нет же! Паршиво, конечно. Очень паршиво все вышло. Я знал, что ничего хорошего из этого не получится — и все равно потащился к вам. С тех пор, как я на гражданке, со мною что-то творится, сам не пойму, что…

— А что такое миномет? Что-то вроде пушки? — спросила девушка Винсента.

Ну и вопросик… поди угадай, что эти девчонки тебе выдадут…

— Да-да. Вроде пушки. Только у миномета снаряды подлетают без свиста. Простите.

Он слишком часто извинялся, но если бы ему дали возможность, он попросил бы прощения у каждой девушки, у каждой из тех, чьих парней угробили минные осколки, поскольку подлетают эти мины без всякого свиста. Он испугался вдруг, что наговорил девушке Винсента много лишнего Выдал ей, так сказать, подробный рапорт, не утруждая себя сантиментами. Да еще эта его поганая сенная лихорадка И все же самое пакостное другое: то, как твои свихнутые на фронте мозги заставляют тебя разговаривать с гражданскими — не сами слова, а как — вот это самое пакостное.

Солдатской твоей башке очень важно, чтобы все точненько, до мелочей, и тебя распирает, как мальчишку: дескать, пусть эти тыловые крысы знают… пока не вытрясу из них все сладенькие байки, которыми их тут без нас пичкали, не выпущу. Хватит вранья. Пусть эта девчонка узнает, как оно, пусть не думает, что ее Винсентик успел попросить последнюю сигарету. Или мужественно улыбался, или изрек на прощанье что-нибудь умное.